С безумием я столкнулась рано. Мне было лет пять, когда по двору, в белоснежной ночной рубахе и тапках со стоптанными задниками стала гулять Безумная Зоя. Зимой она поддевала белые хлопчатобумажные носки, подчеркивая худые синюшные щиколотки и накидывала на плечи черное мужское драповое пальто. Короткая клоками стрижка, серая кожа, заостренные черты лица и отсутствующий взгляд. Она ходила вокруг дома, обламывала веточки на деревьях зимой, обрывала листья летом и постоянно спорила сама с собой разными голосами на разный манер. Весной и осенью она исчезала.
- Что-то Зою не видно давно. Или померла, или опять в дурке, - мама говорила об этом как-то злорадно.
Детвора Зою боялась. Даже не издевалась над ней, как над крикливой бабкой с первого этажа. Бабку тоже можно было назвать сумасшедшей. Она выливала на детей из окна кипяток, посыпала ледяную горку солью и отпускала своего добермана без намордника гулять по детской площадке. Конечно, бабка было в трезвом уме. Ей просто мешали крики детей во дворе. А я росла в то время, когда дети гуляли одни, без родителей, большой гурьбой. Играли под окнами в вышибалы, в казаки-разбойники, раскатывали горку до льда, как только выпадало хоть немного снега. Дети отвечали бабке взаимностью: звонили в звонок и убегали, обмазывали ручку двери чем только можно и кидали в ее окна яйца.
А Зою не трогали. Ее голоса, которые спорили друг с другом вызывали ужас. Как только вдалеке появлялась ее белоснежная рубаха, детвора убегала в противоположную сторону с криками: «Атас! Безумная Зоя идет!» Встреча с ней считалась плохой приметой.
Я ее не боялась. Я помнила ее здоровой. У нее был сын. Славик. Мой ровесник. Мы вместе играли в песочнице и, даже, немного дружили. Мама моя приглядывала за мной из окна четвертого этажа, кошеваря что-то на кухне. Благо, что песочница была напротив. А окна Зои смотрели на другую сторону, и она выходила гулять с сыном. Сидела на лавочке, постоянно комментировала его действия: «Куличик? Какой красивый куличик! А еще вон ракушку из той формочки сделай. Да, так, постучи получше, постучи, чтобы куличик выскочил!» Мне она казалось роскошно красивой. Темные гладкие длинные волосы, расчесанные на прямой пробор, высокие скулы, черные кошачьи стрелки до висков, красные губы. И глаза добрые-добрые.
Она часто меняла наряды. Летящие платья, яркие блузки, вязанные свитера, расклешенные юбки. Помню, как мама бросила в пустоту, после встречи с ней осуждающее: «Спекулянты». А тетушки на лавочках поговаривали, что муж у нее снабженец в универмаге. В те времена, это хлебная должность. Я плохо понимала все эти тонкости. Видела лишь счастливую женщину, красивую, нарядную, веселую.
- Славик, смотри, папа идет! Побежали встречать папу скорее!
По вечерам в одно и тоже время из-за угла появлялся мужчина. Они бежали к нему наперегонки. Она обнимала его, утыкалась носом в шею, стояла так несколько секунд. Потом отходила, уступая место Славику. Отец брал его на руки, и она что-то говорила, говорила. Смеялась. Лучилась от счастья. Они вместе подходили к песочнице, мужчина здоровался с тетушками, начинал шутить под восторженные женские взгляды. Огромный, спокойный с сединой в волосах и глубокими морщинами на лбу. Зоя собирала брошенные игрушки, и семья шла домой.
Я каждый раз завороженно наблюдала за этим действием. Мама тоже была яркая и красивая, но одежды у нее было «две юбки, две кофты». Она никогда не встреча папу, я не видела, чтобы она так ему радовалась, обнимала, прижималась. И такой счастливой с отцом я ее тоже не видела. Брат утверждает, что они были когда-то счастливы вместе. Но он на 10 лет меня старше, помнит больше. Я, видимо, этого уже не застала.
Память, штука не надежная. Трудно сказать, где реальные воспоминания, а где фантазия, поэтому не могу утверждать, что первая встреча с Безумной Зоей была именно такой. Очень уж она ярко запомнилась и много несостыковок в картинке. Но все же. Помню метель. Мама ведет меня из детского сада. Темно. Морозно. Мама крепко держит мою руку в рукавичке, идет быстро, я практически бегу за ней, смотрю под ноги, чтобы не упасть. Колючий шарф завязан сзади узлом, закрывая нос, шапка сползла на брови и колет лоб, длинные полы цигейковой шубки путаются в ногах. Главное дойти до дома. Смотреть по сторонам не хватает детского внимания. Вдруг, мама замедляет шаги. Я поднимаю взгляд. И тут она. Стоит под фонарем, обламывает ветки с заснувшего куста сирени. Белоснежная ночная рубаха чуть ниже колена, белые носки, тапки со стоптанными задниками и черное мужское пальто нараспашку. «Здравствуй, Зоя! – мама явно видела ее не в первый раз, - Что ты тут стоишь? Иди домой. Замерзнешь». Зоя повернулась на голос. Посмотрела на маму, потом на меня пустыми взглядом. Мама отпустила мою рукавичку, подошла к ней и дотронулась до локтя. Зоя шарахнулась как загнанный зверек, закричала и бросилась бежать через двор по сугробам, утопая голыми ногами в снегу.
- Мама, это кто? – я сильно испугалась крика, столько в нем было отчаяния.
- Это Зоя. Помнишь у нее мальчик был, Слава. Вы еще дружили.
Я и забыла про него. Детская память короткая. На лето дети разъезжались по бабушкам, а осенью я и не заметила его исчезновения. А ее совсем не узнала. От красивой женщины с добрыми глазами осталось ничего.
- Она что, пьяная? – мне хотелось как-то объяснить увиденное.
- Нет. Она ку-ку.
- Ку-ку? – я не понимала.
- С ума она сошла, - мама говорила раздраженно, будто злилась на нее, - мужик ее бросил, к другой бабе ушел, вот у нее крыша и поехала, - она крепко, до боли сжала мою ладошку, - Нельзя так из-за мужика убиваться. Ты слышишь? Ее в дурку упекли на полгода, ребенка муж забрал. Вот теперь по двору ходит в его пальто, сама с собой разговаривает.
Мама замолчала, а я пыталась переварить информацию. Уже в лифте, стоя напротив, мама тяжело вздохнула: «Жалко бабу. Не выдержала. Так она ему верила. Так любила». И столько боли и сочувствия было в ее голосе. Больше мы с мамой об этом не говорили. Но я перестала бояться Зою. Много лет та ходила вокруг дома в перерывах между психиатрической больницей.
Иногда она останавливала меня.
- Ты в каком сейчас классе?
- В седьмом.
- Значит, и Славик в седьмом. Ты помнишь Славика?
Я кивала. За блуждающим взглядом и бессвязной речью разными голосами, жил разум. Она помнила счастье.
Весной и осенью у нее начинался рецидив. Из окна летели вещи, стулья, посуда. Соседи звонили бывшему мужу. Тот приезжал, успокаивал ее, вызывал психиатрическую скорую и на какое-то время Безумная Зоя исчезала. Но об этом я узнала, когда выросла. Соседка нам с мамой рассказала. Та, которая и звонила бывшему мужу. Она же рассказала, что там, в психиатрической больнице Безумная Зоя умерла. Сердце остановилось во сне. Может это совпадение, но умерла она, когда мне исполнилось восемнадцать. А, значит, и Славику тоже.
Вечером за ужином мать вздохнула как тогда в лифте и сказала: «Отмучилась, баба. Счастливая. Пусть земля ей будет пухом». И больше мы об этом не говорили.

03.02.2025 год.