Зарисовка № 54
Мать искренне считала, что я в раю. А я была чужая. Странная, слабая, никчемная.
Мне 7 лет. Я просыпаюсь в доме. За окном слышны звуки, вставшей с восходом солнца деревни: кричит петух, гуси гогочут, возвращаясь с реки, лает собака, рвет железную цепь, кто-то орет: «Ату! Ату! Пшла отсюда! Пшла!».
Я приоткрываю глаза, чтобы солнце пробивалось через ресницы полосочками. Лежу любуюсь, как свет заходит внутрь маленькой радугой. Мне разрешено спать до восьми. Толку с меня мало. С коровой не справляюсь, лопату поднять не могу, гусей боюсь. Они кусючие. Как-то гнали меня стаей с речки, еле успела за калитку забежать. Один ущипнул за ногу больно, до синяка. Я горько плакала, зарывшись на чердаке в сено. Плакала не столько от боли, сколько от обиды. Деревенская детвора хохотала до слез, когда я в панике металась и пыталась отбрыкаться от обезумевшей стаи. И никто, никто не заступился. Для них это развлечение, зрелище, умора. В деревне чужие появляются редко. А про своих все всё знают. Скука. А тут городская, да еще из Москвы.
«В чем душа держится?» - сочувственно качает головой тетя Настя, хозяйка дома, глядя на мое тщедушное тельце с тонкими ручками и маленькими ножками. Она меня жалеет и все время хочет накормить. «Ты ешь, детка, ешь», - она кладет на свежий хлеб шмат домашнего масла, наливает в граненый стакан парное, только из-под коровы, молоко. «Вот еще яйца. Что не съешь, курям покрошу». На столе десятка три вареных яйц. Богатство. Дома, в городе, яйца мы едим по две штуки утром и масло мажем тонким слоем. А молоко только на кашу. Но есть я деревенское не могу. Живот потом предательски урчит и гонит в жуткий, вонючий, полный мух и каких-то белых червяков туалет с дыркой в полу.
Дети тети Насти, старший Юрка и младшая, на год старше меня, Лариска, крепкие, мышцастые. Они ничего не боятся. И корову хворостиной огреют, и на собаку зарычат, и с разбега в речку с помостов прыгнут. Единственное, что мне доверяют - собирать колорадских жуков в вонючую банку с керосином. Я ухожу на огромное картофельное поле на отшибе и могу часами оставаться в одиночестве. Деревенские сюда не заходят. В такую жару детвора собирается на речке. А я, как ни старалась, не смогла влиться в их шумное детство. Я жду вечера, когда мама придет с работы.
Мама работает поварихой в стройотряде. Это ее отпуск.
- Людмила, ты готовить умеешь? – звонит начальник из НИИ, где работала мама. Не смотря на должность и теплое кресло, он каждый год ездил на заработки с бригадой. Строили коровники, конюшни, хозпостройки.
- Дело такое, наша повариха в больницу попала, а нам через два дня выезжать. Мы ищем замену. Я тебе отпуск подпишу, если готова. За месяц 300 рублей заработаешь.
Мама бралась за любую работу. Брата оставила дома. Он подросток, справится. А меня взяла с собой. Нас поселили в деревенском доме в отдельной комнате.
Готовить на 12 мужчин то еще дело. Ей выделили недостроенный коровник под кухню, поставили плиту с газовым баллоном, сбили из досок стол и притащили огромные, литров на 30, а может и больше, кастрюли. Мама вставала в четыре утра, чтобы к шести был завтрак. Кормить, мыть посуду, готовить обед. Потом опять кормить, мыть и готовить. Приходила она в восемь. Уставала. Пила чай с тетей Настей, и мы ложились спать.
Мягкая пуховая перина, огромные подушки, колючие от пробивающего наволочку пера. Я утыкалась ей в спину носом и долго мысленно рассказывала как хочу домой. Мать искренне считала, что я в раю. Свежий воздух, фрукты с дерева, парное молоко и домашнее мясо в неограниченных количествах, чистая речка с пологим входом, разновозрастная детвора и живность, которую в городе не увидишь. А я была чужая. Странная, слабая, никчемная. Но я молчала. Чтобы ее не расстраивать.
- Гляди, что я тебе принесла? – тетя Настя зашла в комнату, чтобы разбудить.
Я открыла глаза. Она села на кровать и достала из кармана пушистый комочек. Коричневый с желтыми щечками и желтым клювом. Я замерла от восторга.
- Это кто? - я потянулась, чтобы погладить.
- Это утенок. Сегодня первая партия вылупилась.
- А можно я его домой заберу? Он такой хорошенький?
Тетя Настя рассмеялась.
- В городе ему места нет. Пойдем, одевайся, посмотришь на остальных. И кур сегодня будем рубить на тушенку. Хочешь посмотреть? Мы с Лариской их щипать будем. Поможешь? Там дело не хитрое.
- Помогу!
Знала бы я, что образ бегающей по двору без головы курицы будет преследовать меня по ночам еще долго, отказалась. Но я не знала. Поэтому закричала, как только первая куриная голова полетела с плахи . Я убежала с залитого кровью двора в ужасе под дружный хохот детворы. Взяла вонючую банку с керосином и пошла на картофельное поле.
Может, это и правда был рай. Только в этом раю нужно родиться и вырасти. У каждого свое место, свой дом, своя родина.
17.02.2023 г.
Я приоткрываю глаза, чтобы солнце пробивалось через ресницы полосочками. Лежу любуюсь, как свет заходит внутрь маленькой радугой. Мне разрешено спать до восьми. Толку с меня мало. С коровой не справляюсь, лопату поднять не могу, гусей боюсь. Они кусючие. Как-то гнали меня стаей с речки, еле успела за калитку забежать. Один ущипнул за ногу больно, до синяка. Я горько плакала, зарывшись на чердаке в сено. Плакала не столько от боли, сколько от обиды. Деревенская детвора хохотала до слез, когда я в панике металась и пыталась отбрыкаться от обезумевшей стаи. И никто, никто не заступился. Для них это развлечение, зрелище, умора. В деревне чужие появляются редко. А про своих все всё знают. Скука. А тут городская, да еще из Москвы.
«В чем душа держится?» - сочувственно качает головой тетя Настя, хозяйка дома, глядя на мое тщедушное тельце с тонкими ручками и маленькими ножками. Она меня жалеет и все время хочет накормить. «Ты ешь, детка, ешь», - она кладет на свежий хлеб шмат домашнего масла, наливает в граненый стакан парное, только из-под коровы, молоко. «Вот еще яйца. Что не съешь, курям покрошу». На столе десятка три вареных яйц. Богатство. Дома, в городе, яйца мы едим по две штуки утром и масло мажем тонким слоем. А молоко только на кашу. Но есть я деревенское не могу. Живот потом предательски урчит и гонит в жуткий, вонючий, полный мух и каких-то белых червяков туалет с дыркой в полу.
Дети тети Насти, старший Юрка и младшая, на год старше меня, Лариска, крепкие, мышцастые. Они ничего не боятся. И корову хворостиной огреют, и на собаку зарычат, и с разбега в речку с помостов прыгнут. Единственное, что мне доверяют - собирать колорадских жуков в вонючую банку с керосином. Я ухожу на огромное картофельное поле на отшибе и могу часами оставаться в одиночестве. Деревенские сюда не заходят. В такую жару детвора собирается на речке. А я, как ни старалась, не смогла влиться в их шумное детство. Я жду вечера, когда мама придет с работы.
Мама работает поварихой в стройотряде. Это ее отпуск.
- Людмила, ты готовить умеешь? – звонит начальник из НИИ, где работала мама. Не смотря на должность и теплое кресло, он каждый год ездил на заработки с бригадой. Строили коровники, конюшни, хозпостройки.
- Дело такое, наша повариха в больницу попала, а нам через два дня выезжать. Мы ищем замену. Я тебе отпуск подпишу, если готова. За месяц 300 рублей заработаешь.
Мама бралась за любую работу. Брата оставила дома. Он подросток, справится. А меня взяла с собой. Нас поселили в деревенском доме в отдельной комнате.
Готовить на 12 мужчин то еще дело. Ей выделили недостроенный коровник под кухню, поставили плиту с газовым баллоном, сбили из досок стол и притащили огромные, литров на 30, а может и больше, кастрюли. Мама вставала в четыре утра, чтобы к шести был завтрак. Кормить, мыть посуду, готовить обед. Потом опять кормить, мыть и готовить. Приходила она в восемь. Уставала. Пила чай с тетей Настей, и мы ложились спать.
Мягкая пуховая перина, огромные подушки, колючие от пробивающего наволочку пера. Я утыкалась ей в спину носом и долго мысленно рассказывала как хочу домой. Мать искренне считала, что я в раю. Свежий воздух, фрукты с дерева, парное молоко и домашнее мясо в неограниченных количествах, чистая речка с пологим входом, разновозрастная детвора и живность, которую в городе не увидишь. А я была чужая. Странная, слабая, никчемная. Но я молчала. Чтобы ее не расстраивать.
- Гляди, что я тебе принесла? – тетя Настя зашла в комнату, чтобы разбудить.
Я открыла глаза. Она села на кровать и достала из кармана пушистый комочек. Коричневый с желтыми щечками и желтым клювом. Я замерла от восторга.
- Это кто? - я потянулась, чтобы погладить.
- Это утенок. Сегодня первая партия вылупилась.
- А можно я его домой заберу? Он такой хорошенький?
Тетя Настя рассмеялась.
- В городе ему места нет. Пойдем, одевайся, посмотришь на остальных. И кур сегодня будем рубить на тушенку. Хочешь посмотреть? Мы с Лариской их щипать будем. Поможешь? Там дело не хитрое.
- Помогу!
Знала бы я, что образ бегающей по двору без головы курицы будет преследовать меня по ночам еще долго, отказалась. Но я не знала. Поэтому закричала, как только первая куриная голова полетела с плахи . Я убежала с залитого кровью двора в ужасе под дружный хохот детворы. Взяла вонючую банку с керосином и пошла на картофельное поле.
Может, это и правда был рай. Только в этом раю нужно родиться и вырасти. У каждого свое место, свой дом, своя родина.
17.02.2023 г.