Зарисовка № 52
Проживай свою роль тотально, зная, что у любого действия есть конец, когда закроют занавес и сменят декорации.
Когда я буду очень очень старая, и мой клитор будет похож на пересушенный изюм, а моча сама находить себе дорогу, я буду вспоминать вас, дорогие мои люди. С нежностью и благодарностью. Нет, не потому что я вас всех любила, кого-то я искренне боялась и ненавидела, а потому что вы дали мне возможность полюбить эту жизнь.
Я буду закуривать трубку, наполняя комнату дымом в цвет моих волос. Каждая затяжка, мерцающая красным глазом горящего табака, будет приближать меня к смерти. Но я, как и все старики, буду цепляться за жизнь, разгоняя дыхание хриплым кашлем. Я буду громко хохотать, наблюдая сквозь дым мутным старческим взглядом за абсурдом этого мира и говорить, что думаю, не подбирая слов. «Сумасшедшая» - снисходительно скажут одни. «Ведьма!» -испуганно бросят другие.
А когда мне захочется вспомнить вас, дорогие мои люди, я достану из бездонных карманов памяти разноцветные стеклышки воспоминаний и буду бесконечно перебирать их в костлявых негнущихся пальцах, складывать узоры, любуясь сплетением цветов калейдоскопа жизни. Чем больше их будет, тем интереснее перекладывать их на одетой в хлопчатобумажный чулок старческой коленке. Коленке, которая видела когда-то и мужские руки, и детские слезы.
Я точно не буду знать живы вы еще или кто-то ждет меня в ином мире. Но пока я буду жить, тут на земле, я буду молиться за вас, заглядывая в ваши глаза через маленькие призмы моей души. Я прощу всех, кто обидел меня и приму себя как обидчика, потому что близость смерти все обнуляет.
И когда придет ко мне моя тридцатилетняя внучка, зажимая в ладошках сердце, разбитое на мелкие осколки, и будет горько плакать, и говорить, что мужчины шлюхи и трусы, я выложу рядом с ее разбитым сердцем свои, отполированные от прикосновений, стеклышки воспоминаний, которые тоже когда-то были моим живым и любящим сердцем и скажу: "Ты еще очень молода, тебе сейчас кажется, что жизнь закончилась и никакого просвета в череде лиц и событий. Ты пытаешься гнать время, чтобы поскорее закончить сегодня, потому что завтра, как тебе кажется, будет лучше. Но поверь мне, не надо бежать. Остановись и прислушайся. Даже если больно, это послевкусие того прекрасного, что было и предвкушение не менее прекрасного, что еще будет. Боль, по сути своей, прекрасна".
А еще я скажу, разбирая ее кудри на отдельные пряди, пока она доверчиво будет размазывать слезы по моей юбке: "Ты знаешь, мы все играем большой спектакль. Для себя или для Режиссёра. Не важно. Я понимаю, что ты хочешь быть звездой и всегда в главной роли. Но в любом спектакле должен быть человек, который вовремя скажет: «Кофе подано!» и это станет кульминацией всего действия. Поверь мне, любая, даже самая маленькая роль важна. Прежде всего, для тебя. Без нее спектакль не состоится. Твой спектакль. Играй то, что дал тебе Режиссер, с доверием к нему. Он точно видит твое мастерство и типаж. Но, запомни! Всегда играй по-максимуму, насколько можешь. Доигрывай роль до глубины, доставая из уголков души подтексты, контексты и междустрочия. Хуже нет, в конце жизни, знать, что ты струсила, не раскрылась, могла, но не сделала, оставив белое пятно в вариантах развития прошлого.
Проживай свою роль тотально, зная, что у любого действия есть конец, когда закроют занавес и сменят декорации. Играй любовь так, чтобы публика в зале начала любить друг друга. Играй страдание, чтобы все плакали с тобой от безысходности. И пусть от твоей ненависти падают горы. Заряжай жизнью своей роли весь мир. Но, даже не это главное. Публика бренна, аплодисменты стихают. Главное, играй так, чтобы ты сама себе верила. Не позволяй фальши. Ни на миг."
А потом ее слезы высохнут, и она будет смотреть на меня ясными, как майское небо глазами, и мы помолчим. Я поглажу ее кожу на щеке с намеком на мимические морщины и продолжу: "Никогда, слышишь, никогда не играй роль, которая тебе наскучила. Это будет старить тебя, погружая в смерть. Не торопись, но и не медли. Если понимаешь, что спектакль для тебя закончен - уходи с подмостков. Отыграв одну роль, перейди в другую, а потом еще в сотни. Двигайся, не останавливайся. Перевоплощайся, меняйся, не зацикливайся."
Я немного вздремну, а она заварит мне чай с зизифорой. Я проснусь от ее тепла рядом и, будто вспомнив самое важное, понизив голос до шёпота скажу: "Не жди лучшей роли, надеясь на залетного столичного продюсера. Та что ты есть - уже лучшее. И ты сама себе хозяйка. Не жди, что на тебя что-то свалится с неба, но свято верь в чудо. Потому что ты сама творишь эту жизнь, но именно чудеса делают ее настоящей."
А потом я подарю ей мои стеклышки воспоминаний, и мы вместе сложим ей новое сердце. Она радостно убежит в очередную иллюзию, решив, что я занудливая и выжившая из ума старуха. А я закурю трубку, и легкие, наконец-то, откажутся повиноваться мне в приступе кашля. Покидая этот мир, я буду улыбаться, зная, что прожила отличную жизнь и мне есть кому оставить осколки своего любящего сердца.
25.11 2009 г
Я буду закуривать трубку, наполняя комнату дымом в цвет моих волос. Каждая затяжка, мерцающая красным глазом горящего табака, будет приближать меня к смерти. Но я, как и все старики, буду цепляться за жизнь, разгоняя дыхание хриплым кашлем. Я буду громко хохотать, наблюдая сквозь дым мутным старческим взглядом за абсурдом этого мира и говорить, что думаю, не подбирая слов. «Сумасшедшая» - снисходительно скажут одни. «Ведьма!» -испуганно бросят другие.
А когда мне захочется вспомнить вас, дорогие мои люди, я достану из бездонных карманов памяти разноцветные стеклышки воспоминаний и буду бесконечно перебирать их в костлявых негнущихся пальцах, складывать узоры, любуясь сплетением цветов калейдоскопа жизни. Чем больше их будет, тем интереснее перекладывать их на одетой в хлопчатобумажный чулок старческой коленке. Коленке, которая видела когда-то и мужские руки, и детские слезы.
Я точно не буду знать живы вы еще или кто-то ждет меня в ином мире. Но пока я буду жить, тут на земле, я буду молиться за вас, заглядывая в ваши глаза через маленькие призмы моей души. Я прощу всех, кто обидел меня и приму себя как обидчика, потому что близость смерти все обнуляет.
И когда придет ко мне моя тридцатилетняя внучка, зажимая в ладошках сердце, разбитое на мелкие осколки, и будет горько плакать, и говорить, что мужчины шлюхи и трусы, я выложу рядом с ее разбитым сердцем свои, отполированные от прикосновений, стеклышки воспоминаний, которые тоже когда-то были моим живым и любящим сердцем и скажу: "Ты еще очень молода, тебе сейчас кажется, что жизнь закончилась и никакого просвета в череде лиц и событий. Ты пытаешься гнать время, чтобы поскорее закончить сегодня, потому что завтра, как тебе кажется, будет лучше. Но поверь мне, не надо бежать. Остановись и прислушайся. Даже если больно, это послевкусие того прекрасного, что было и предвкушение не менее прекрасного, что еще будет. Боль, по сути своей, прекрасна".
А еще я скажу, разбирая ее кудри на отдельные пряди, пока она доверчиво будет размазывать слезы по моей юбке: "Ты знаешь, мы все играем большой спектакль. Для себя или для Режиссёра. Не важно. Я понимаю, что ты хочешь быть звездой и всегда в главной роли. Но в любом спектакле должен быть человек, который вовремя скажет: «Кофе подано!» и это станет кульминацией всего действия. Поверь мне, любая, даже самая маленькая роль важна. Прежде всего, для тебя. Без нее спектакль не состоится. Твой спектакль. Играй то, что дал тебе Режиссер, с доверием к нему. Он точно видит твое мастерство и типаж. Но, запомни! Всегда играй по-максимуму, насколько можешь. Доигрывай роль до глубины, доставая из уголков души подтексты, контексты и междустрочия. Хуже нет, в конце жизни, знать, что ты струсила, не раскрылась, могла, но не сделала, оставив белое пятно в вариантах развития прошлого.
Проживай свою роль тотально, зная, что у любого действия есть конец, когда закроют занавес и сменят декорации. Играй любовь так, чтобы публика в зале начала любить друг друга. Играй страдание, чтобы все плакали с тобой от безысходности. И пусть от твоей ненависти падают горы. Заряжай жизнью своей роли весь мир. Но, даже не это главное. Публика бренна, аплодисменты стихают. Главное, играй так, чтобы ты сама себе верила. Не позволяй фальши. Ни на миг."
А потом ее слезы высохнут, и она будет смотреть на меня ясными, как майское небо глазами, и мы помолчим. Я поглажу ее кожу на щеке с намеком на мимические морщины и продолжу: "Никогда, слышишь, никогда не играй роль, которая тебе наскучила. Это будет старить тебя, погружая в смерть. Не торопись, но и не медли. Если понимаешь, что спектакль для тебя закончен - уходи с подмостков. Отыграв одну роль, перейди в другую, а потом еще в сотни. Двигайся, не останавливайся. Перевоплощайся, меняйся, не зацикливайся."
Я немного вздремну, а она заварит мне чай с зизифорой. Я проснусь от ее тепла рядом и, будто вспомнив самое важное, понизив голос до шёпота скажу: "Не жди лучшей роли, надеясь на залетного столичного продюсера. Та что ты есть - уже лучшее. И ты сама себе хозяйка. Не жди, что на тебя что-то свалится с неба, но свято верь в чудо. Потому что ты сама творишь эту жизнь, но именно чудеса делают ее настоящей."
А потом я подарю ей мои стеклышки воспоминаний, и мы вместе сложим ей новое сердце. Она радостно убежит в очередную иллюзию, решив, что я занудливая и выжившая из ума старуха. А я закурю трубку, и легкие, наконец-то, откажутся повиноваться мне в приступе кашля. Покидая этот мир, я буду улыбаться, зная, что прожила отличную жизнь и мне есть кому оставить осколки своего любящего сердца.
25.11 2009 г