Зарисовка № 51
Потому что материнская любовь, она как пожизненный оберег, вшитый в подкладку твоей души, пропитывает каждую клеточку твоего тела, каждый твой вздох.
- Я ее спрашиваю: «Мама, вот представь, что ты меня больше никогда не увидишь. Что бы ты мне сказала напоследок? Что есть такое важное от тебя мне передать? Что-то, что я буду вспоминать потом всю жизнь?»
Глаза моей собеседницы пылали праведным гневом, когда она рассказывала об этом разговоре с матерью. Она жестикулировала, показывая мне ладони, словно ждала дара, которых хочет забрать. Я на минуту задумалась. Вот приходит ко мне мой сын, ровесник этой женщины, лет через десять и задает такой вопрос. Что бы сказала я? Мысли муравьями побежали по закоулкам памяти, вторгаясь в самые потаенные, скрытые от обывателей места, где лежит самое ценное - мой жизненный опыт. Что сказать, что сказать? Господи, господи… Сколько я могу подумать? Минуту? Пять? День?
Наверное, стоит сказать о том, что жизнь - это ценность… Стоп. Память услужливо подсовывает мне моменты, когда душевная боль доходила до той отметки, когда смерть виделась как освобождение. И хотя я никогда не была склонна к суициду, мысль, что завтра со мной может что-то случиться, например, авария или упавший кирпич на голову, давала надежду и внушала спокойствие. В те моменты жизнь казалась мне разорванным о провода шариком, сдувшимся и грязным, беспомощно трепыхающимся на ветру. Да, да, именно мысль о смерти мне помогала жить. Я не смогу сыну сказать честно, что жизнь такая уж ценность.
А может быть сказать, что не надо бояться идти вперед? Наплевать на мнение окружающих и делать только то, что велит твое сердце? Не предавать себя ни в коем случае. Эта мысль мне нравилась больше. Но тут же память, запустив руку куда-то во внутренний карман, разжала кулачок и на ладошке я увидела мои беззаботные, счастливые времена «следования строем», когда общество, в котором я жила верило в идеалы, миссию и высшую цель. Все говорили чужие мысли одними и теме же словами, все слушали вышестоящего открыв рот. Нам казалось, что это голос нашего сердца. А, главное, мы никуда не двигались, воспринимая за движение войну с «не такими, как мы». Предавала я себя? Да. Была ли я счастлива? Однозначно да! Трансформация проходит и через периоды, когда ты сворачиваешься в кокон из чужой паутины, зацепившись за кого-то крепкого, сильного, кого считаешь авторитетом. А потом ждешь, что этот кокон лопнет, гусеница превратиться в бабочку, а у тебя отрастут свои собственные крылья.
Ну хорошо, может быть сказать ему, что все в мире - иллюзия, творимая нашим умом, который просто не хочет скучать. Выбираясь из одних концепций, мы тут же попадаем в новые и принимаем их за истину. И это - ловушка дуальности, которая держит нас. От этой мысли я сама поморщилась, понимая, что буду далеко не единственная, кто скажет ему это. Память в ряд выстроила всех великих мыслителей. Они укоризненно смотрели на меня с книжных полок, словно упрекая: «Да уж, нашла оригинальную напутственную мысль сыну. В любом книжном магазине этих мыслей по десятку на страницу в базарный день».
Я сделала последнюю попытку, пытаясь выкристаллизовать самое главное из своего опыта. Люди! Сын, береги людей, которые тебя окружают. Надежных и верных. И тут же споткнулась. Сколько людей я могу назвать по-настоящему надежными? Никого. И не потому, что они какие-то плохие, а потому что это люди. И они не обязаны следовать за тобой, а ты за ними, если ваши пути расходятся и вы тесны друг другу. Были ситуации, где люди вставали рядом в беде. Но те же люди в радости отворачивались и уходили от меня, потому что я перестала играть по их правилам. Сколько было людей рядом, пока я была на вершине успеха, и они же кидали вслед тухлые помидоры, как только я переставала соответствовать их ожиданиям. А могу ли я себя назвать надежной? Конечно же, нет. Я такой же человек, неосознанно принимающий решения, исходя из своего комфорта, привычек, выгоды. И наверняка многие из тех, кого я помню, будут называть меня предателем только за то, что я пошла своим путем и своей правдой.
Эти мысли пробегали мимо, пока моя спутница возмущалась паузой мамы, как та смутилась, задумалась и не могла ответить ей на такой, как ей казалось, простой вопрос.
Неужели мне нечего сказать своему сыну? Как печально прожить сорок с лишним лет и не иметь ни одной емкой, мудрой мысли. Я выдохнула. Мудрец из меня не получился. Я - просто мать, которой нечего дать своему ребенку в напутствие, кроме своей любви. Ну конечно!
Я бы сказала ему: «Сынок, я очень тебя люблю. Люблю с первого твоего пинка в моем животе и буду любить даже после своей смерти. Потому что материнская любовь, она как пожизненный оберег, вшитый в подкладку твоей души, пропитывает каждую клеточку твоего тела, каждый твой вздох. Моя любовь будет хранить тебя всегда, куда бы ты ни шел и что бы ты ни делал. И не важно, кто будет рядом с тобой, не важно, чем ты будешь заниматься, будет ли твоя жизнь полна радости или ты будешь на дне желать смерти – помни, я тебя люблю и всегда незримо рядом!»
- Ну и что в итоге сказала мать? - я очнулась от своих мыслей.
Моя собеседница пожала плечами.
- Ничего. Она перевела разговор на какую-то ерунду.
Видно было, что в ее возмущенном разочаровании крылась печаль. Подозреваю, что она не ждала от матери каких-то истин и откровений. Она просто хотела убедиться, что мать любит ее. А сказать об этом мать не догадалась. Это же так очевидно, зачем об этом говорить?
02.05.2017г
Глаза моей собеседницы пылали праведным гневом, когда она рассказывала об этом разговоре с матерью. Она жестикулировала, показывая мне ладони, словно ждала дара, которых хочет забрать. Я на минуту задумалась. Вот приходит ко мне мой сын, ровесник этой женщины, лет через десять и задает такой вопрос. Что бы сказала я? Мысли муравьями побежали по закоулкам памяти, вторгаясь в самые потаенные, скрытые от обывателей места, где лежит самое ценное - мой жизненный опыт. Что сказать, что сказать? Господи, господи… Сколько я могу подумать? Минуту? Пять? День?
Наверное, стоит сказать о том, что жизнь - это ценность… Стоп. Память услужливо подсовывает мне моменты, когда душевная боль доходила до той отметки, когда смерть виделась как освобождение. И хотя я никогда не была склонна к суициду, мысль, что завтра со мной может что-то случиться, например, авария или упавший кирпич на голову, давала надежду и внушала спокойствие. В те моменты жизнь казалась мне разорванным о провода шариком, сдувшимся и грязным, беспомощно трепыхающимся на ветру. Да, да, именно мысль о смерти мне помогала жить. Я не смогу сыну сказать честно, что жизнь такая уж ценность.
А может быть сказать, что не надо бояться идти вперед? Наплевать на мнение окружающих и делать только то, что велит твое сердце? Не предавать себя ни в коем случае. Эта мысль мне нравилась больше. Но тут же память, запустив руку куда-то во внутренний карман, разжала кулачок и на ладошке я увидела мои беззаботные, счастливые времена «следования строем», когда общество, в котором я жила верило в идеалы, миссию и высшую цель. Все говорили чужие мысли одними и теме же словами, все слушали вышестоящего открыв рот. Нам казалось, что это голос нашего сердца. А, главное, мы никуда не двигались, воспринимая за движение войну с «не такими, как мы». Предавала я себя? Да. Была ли я счастлива? Однозначно да! Трансформация проходит и через периоды, когда ты сворачиваешься в кокон из чужой паутины, зацепившись за кого-то крепкого, сильного, кого считаешь авторитетом. А потом ждешь, что этот кокон лопнет, гусеница превратиться в бабочку, а у тебя отрастут свои собственные крылья.
Ну хорошо, может быть сказать ему, что все в мире - иллюзия, творимая нашим умом, который просто не хочет скучать. Выбираясь из одних концепций, мы тут же попадаем в новые и принимаем их за истину. И это - ловушка дуальности, которая держит нас. От этой мысли я сама поморщилась, понимая, что буду далеко не единственная, кто скажет ему это. Память в ряд выстроила всех великих мыслителей. Они укоризненно смотрели на меня с книжных полок, словно упрекая: «Да уж, нашла оригинальную напутственную мысль сыну. В любом книжном магазине этих мыслей по десятку на страницу в базарный день».
Я сделала последнюю попытку, пытаясь выкристаллизовать самое главное из своего опыта. Люди! Сын, береги людей, которые тебя окружают. Надежных и верных. И тут же споткнулась. Сколько людей я могу назвать по-настоящему надежными? Никого. И не потому, что они какие-то плохие, а потому что это люди. И они не обязаны следовать за тобой, а ты за ними, если ваши пути расходятся и вы тесны друг другу. Были ситуации, где люди вставали рядом в беде. Но те же люди в радости отворачивались и уходили от меня, потому что я перестала играть по их правилам. Сколько было людей рядом, пока я была на вершине успеха, и они же кидали вслед тухлые помидоры, как только я переставала соответствовать их ожиданиям. А могу ли я себя назвать надежной? Конечно же, нет. Я такой же человек, неосознанно принимающий решения, исходя из своего комфорта, привычек, выгоды. И наверняка многие из тех, кого я помню, будут называть меня предателем только за то, что я пошла своим путем и своей правдой.
Эти мысли пробегали мимо, пока моя спутница возмущалась паузой мамы, как та смутилась, задумалась и не могла ответить ей на такой, как ей казалось, простой вопрос.
Неужели мне нечего сказать своему сыну? Как печально прожить сорок с лишним лет и не иметь ни одной емкой, мудрой мысли. Я выдохнула. Мудрец из меня не получился. Я - просто мать, которой нечего дать своему ребенку в напутствие, кроме своей любви. Ну конечно!
Я бы сказала ему: «Сынок, я очень тебя люблю. Люблю с первого твоего пинка в моем животе и буду любить даже после своей смерти. Потому что материнская любовь, она как пожизненный оберег, вшитый в подкладку твоей души, пропитывает каждую клеточку твоего тела, каждый твой вздох. Моя любовь будет хранить тебя всегда, куда бы ты ни шел и что бы ты ни делал. И не важно, кто будет рядом с тобой, не важно, чем ты будешь заниматься, будет ли твоя жизнь полна радости или ты будешь на дне желать смерти – помни, я тебя люблю и всегда незримо рядом!»
- Ну и что в итоге сказала мать? - я очнулась от своих мыслей.
Моя собеседница пожала плечами.
- Ничего. Она перевела разговор на какую-то ерунду.
Видно было, что в ее возмущенном разочаровании крылась печаль. Подозреваю, что она не ждала от матери каких-то истин и откровений. Она просто хотела убедиться, что мать любит ее. А сказать об этом мать не догадалась. Это же так очевидно, зачем об этом говорить?
02.05.2017г