Зарисовка № 14
Она права. Именно принять. Не сбежать, отвергнуть, спрятать в шкаф, как очередной скелет, возненавидеть, спасать, жертвовать. А именно принять и научиться эффективно с этим справляться, когда и волки целы и овцы сыты.
«Алло». В трубке молчание. «Говорите, алло». На том конце слышится какое-то шевеление и, наконец, трубка отзывается:
– Чего «алло»? Дайте хлеба кило!
Это - моя мама. Оооо! Я хорошо знаю эту интонацию – полушутливую, полусмущенную, но, главное, смазанную. Она пошла в запой и сейчас - самое начало, когда ей еще хорошо и тянет на «а поговорить».
– Ну, ты чего, загуляла? – начинаю я подшучивать над ней.
– Да!– вызывающе говорит она, как маленький ребенок, который хочет отстоять свое право делать, что хочет, – загуляла!
– Это с чего вдруг?
– А просто так!
Она стоит в оборонительной стойке, готовая на скандал, если я только дам ей повод. Но я уже хорошо знаю все ловушки, на которые когда-то цеплялась. Ей сейчас нужно внимание. И она готова получить его любой ценой.
– Ну, гуляй. Как будешь выкарабкиваться, позвони.
– И это всё?! Тебе мать совсем не нужна?!
Это она меняет тактику и идет в наступление. Дальше по сценарию она должна разразиться гневной бранью о неблагодарной дочери, которую она вырастила и которая теперь бросает её в трудный момент жизни. Но я не даю ей такой возможности:
– Мамуль, ну мы же с тобой обе знаем, что ты мне нужна. Но я не готова принимать участие в том, что ты сейчас с собой делаешь. Если тебе нравится так жить, то живи. Я же не против. Но ты мне дорога настолько, что я не хочу быть причастна к тому, как ты себя убиваешь. А мне позвонишь, когда пойдешь на отходняк. И я приеду.
Мой голос и тон очень спокойные. Я давно приняла все решения относительно её поведения, а она знает меня – если я что-то решила, то меня не свернешь. Также она знает, что если продолжит нападение, я повешу трубку, поэтому опять меняет тактику. Голос ее становится крайне несчастным, и она начинает давить на жалость:
– У меня не получается выкарабкаться. Я очень хочу, но не получается. Как я угодила опять в это говно? Ведь год держалась и опять… Бог смерти не дает. Каждое утро просыпаюсь и думаю – зачем я копчу это небо? Кому я нужна?
Раньше это срабатывало. Я бежала к ней, бросая все дела, считая, что могу её спасти и помочь ей выбраться. Сейчас же я начинаю опять подшучивать:
– Мам, твое веселье длится неделю. Сколько дней ты уже в загуле?
– А какой сегодня день?
– Суббота.
– Три.
– Ну, вот видишь, значит, у тебя и не получится выбраться раньше, чем через четыре дня. Так что веселись и наслаждайся, пока можешь.
Последнее предложение я говорю, посмеиваясь в голос. Она тоже начинает смеяться:
– Дурочка ты моя из переулочка. Эх, хороших же я детей родила... Ладно, привет ребятам. Позвоню еще.
Когда я кладу трубку, моя подруга, которая сидит рядом в машине, восхищенно произносит: «Какая прелесть! Сколько у тебя ушло лет принять то, что нельзя изменить!» Она права. Именно принять. Не сбежать, отвергнуть, спрятать в шкаф, как очередной скелет, возненавидеть, спасать, жертвовать. А именно принять и научиться эффективно с этим справляться, когда и волки целы и овцы сыты.
Моя мать начала пить, когда мне было 10 лет. Умная, красивая, очень общительная и интеллигентная женщина вошла в эту пропасть за считанные месяцы. Нищета, разрушенная семейная жизнь и общая политика «без пол-литры - не праздник» сделали свое дело. Она быстро скатилась в зависимость, которая давала ей иллюзию свободы. Я прошла все стадии, которые проходят семьи с такой бедой. От желания спасти и вылечить до отвержения и бегства. Но ни то, ни другое не является выходом. Выход - в принятии. Самое сложное - согласиться с тем, что каждый человек имеет право делать со своей жизнью то, что считает нужным, даже если это не то, что ты считаешь правильным. Я вижу, как в семьях, где есть алкоголизм, каждый участвует в огромном спектакле, от которого все имеют вторичную выгоду. В свое время меня жалели, качали головой, называли сильной. Я могла сорвать кусочек ласки и поблажек, спекулируя материнской бедой. Моя жизнь наполнялась смыслом – сделать мать счастливой, чтобы она перестала убивать себя. Когда стало понятно, что нельзя сделать человека счастливым на свой лад, пошла следующая стадия - отвергнуть. Раз я тебе со своим спасением не нужна, значит и ты мне не нужна. И я бежала, ругалась, считала себя брошенной, копила и лелеяла обиды за моё детство, пыталась ей что-то доказать.
Сейчас, когда мне начинают говорить: «Тебе легко рассуждать о любви и принятии. Ты просто жизни не нюхала. Не было в твоей жизни предательств и трагедий!» А потом еще начинают рассказывать, как их мама (папа, муж, друг) сделали «что-то такооооое» (и при этом округляют глаза), чего никак нельзя принять, а можно только выжечь напалмом, я грустно улыбаюсь. Конечно, имидж человека, прожившего легкую жизнь очень приятен, хоть страдальцы нынче и в моде. С другой стороны, я понимаю, что у говорящего мне всё это человека мало внутренней любви к себе. Именно поэтому он не может принять и полюбить человека рядом, иного, другого, непохожего. Это - незрелость, из которой нам всем придется выбираться. Рано или поздно.
Я благодарна матери за то, что она научила меня не играть в игры под названием «скандал», постоянно провоцируя их. Я смогла увидеть ловушки, расставленные моим собственным эгоцентризмом, увидеть игры, в которые люди играют тобой, и крючки, за которые цепляют, не давая проживать свою жизнь. Я благодарна ей за то, что она заставила уважать свой выбор жить. Я хорошо на её примере увидела, как человек, который движется на дно, часто это делает только для того, чтобы от него оттолкнуться и пойти вверх. Я отдала ей её жизнь и забрала свою, при этом зная, что наши жизни связаны.
Сейчас она мой тыл. Человек, который оставит огромную брешь в моем мире, когда её не станет. Благодаря матери моя жизнь была интенсивным обучением любви. Кто знает, не будь у неё такой «милой особенности», стала бы я той, которой стала? Смогла бы я так относиться к своему окружения, друзьям, детям? Кто-то назовет это «детской травмой», я же называю это узором человеческой личности. У всех недостатков всегда есть свои достоинства. Надо уметь ценить весь комплекс и принимать свою жизнь целостно. В том числе и людей, с которыми жизнь нас почему-то поставила рядом.
27.08.2012 год.
– Чего «алло»? Дайте хлеба кило!
Это - моя мама. Оооо! Я хорошо знаю эту интонацию – полушутливую, полусмущенную, но, главное, смазанную. Она пошла в запой и сейчас - самое начало, когда ей еще хорошо и тянет на «а поговорить».
– Ну, ты чего, загуляла? – начинаю я подшучивать над ней.
– Да!– вызывающе говорит она, как маленький ребенок, который хочет отстоять свое право делать, что хочет, – загуляла!
– Это с чего вдруг?
– А просто так!
Она стоит в оборонительной стойке, готовая на скандал, если я только дам ей повод. Но я уже хорошо знаю все ловушки, на которые когда-то цеплялась. Ей сейчас нужно внимание. И она готова получить его любой ценой.
– Ну, гуляй. Как будешь выкарабкиваться, позвони.
– И это всё?! Тебе мать совсем не нужна?!
Это она меняет тактику и идет в наступление. Дальше по сценарию она должна разразиться гневной бранью о неблагодарной дочери, которую она вырастила и которая теперь бросает её в трудный момент жизни. Но я не даю ей такой возможности:
– Мамуль, ну мы же с тобой обе знаем, что ты мне нужна. Но я не готова принимать участие в том, что ты сейчас с собой делаешь. Если тебе нравится так жить, то живи. Я же не против. Но ты мне дорога настолько, что я не хочу быть причастна к тому, как ты себя убиваешь. А мне позвонишь, когда пойдешь на отходняк. И я приеду.
Мой голос и тон очень спокойные. Я давно приняла все решения относительно её поведения, а она знает меня – если я что-то решила, то меня не свернешь. Также она знает, что если продолжит нападение, я повешу трубку, поэтому опять меняет тактику. Голос ее становится крайне несчастным, и она начинает давить на жалость:
– У меня не получается выкарабкаться. Я очень хочу, но не получается. Как я угодила опять в это говно? Ведь год держалась и опять… Бог смерти не дает. Каждое утро просыпаюсь и думаю – зачем я копчу это небо? Кому я нужна?
Раньше это срабатывало. Я бежала к ней, бросая все дела, считая, что могу её спасти и помочь ей выбраться. Сейчас же я начинаю опять подшучивать:
– Мам, твое веселье длится неделю. Сколько дней ты уже в загуле?
– А какой сегодня день?
– Суббота.
– Три.
– Ну, вот видишь, значит, у тебя и не получится выбраться раньше, чем через четыре дня. Так что веселись и наслаждайся, пока можешь.
Последнее предложение я говорю, посмеиваясь в голос. Она тоже начинает смеяться:
– Дурочка ты моя из переулочка. Эх, хороших же я детей родила... Ладно, привет ребятам. Позвоню еще.
Когда я кладу трубку, моя подруга, которая сидит рядом в машине, восхищенно произносит: «Какая прелесть! Сколько у тебя ушло лет принять то, что нельзя изменить!» Она права. Именно принять. Не сбежать, отвергнуть, спрятать в шкаф, как очередной скелет, возненавидеть, спасать, жертвовать. А именно принять и научиться эффективно с этим справляться, когда и волки целы и овцы сыты.
Моя мать начала пить, когда мне было 10 лет. Умная, красивая, очень общительная и интеллигентная женщина вошла в эту пропасть за считанные месяцы. Нищета, разрушенная семейная жизнь и общая политика «без пол-литры - не праздник» сделали свое дело. Она быстро скатилась в зависимость, которая давала ей иллюзию свободы. Я прошла все стадии, которые проходят семьи с такой бедой. От желания спасти и вылечить до отвержения и бегства. Но ни то, ни другое не является выходом. Выход - в принятии. Самое сложное - согласиться с тем, что каждый человек имеет право делать со своей жизнью то, что считает нужным, даже если это не то, что ты считаешь правильным. Я вижу, как в семьях, где есть алкоголизм, каждый участвует в огромном спектакле, от которого все имеют вторичную выгоду. В свое время меня жалели, качали головой, называли сильной. Я могла сорвать кусочек ласки и поблажек, спекулируя материнской бедой. Моя жизнь наполнялась смыслом – сделать мать счастливой, чтобы она перестала убивать себя. Когда стало понятно, что нельзя сделать человека счастливым на свой лад, пошла следующая стадия - отвергнуть. Раз я тебе со своим спасением не нужна, значит и ты мне не нужна. И я бежала, ругалась, считала себя брошенной, копила и лелеяла обиды за моё детство, пыталась ей что-то доказать.
Сейчас, когда мне начинают говорить: «Тебе легко рассуждать о любви и принятии. Ты просто жизни не нюхала. Не было в твоей жизни предательств и трагедий!» А потом еще начинают рассказывать, как их мама (папа, муж, друг) сделали «что-то такооооое» (и при этом округляют глаза), чего никак нельзя принять, а можно только выжечь напалмом, я грустно улыбаюсь. Конечно, имидж человека, прожившего легкую жизнь очень приятен, хоть страдальцы нынче и в моде. С другой стороны, я понимаю, что у говорящего мне всё это человека мало внутренней любви к себе. Именно поэтому он не может принять и полюбить человека рядом, иного, другого, непохожего. Это - незрелость, из которой нам всем придется выбираться. Рано или поздно.
Я благодарна матери за то, что она научила меня не играть в игры под названием «скандал», постоянно провоцируя их. Я смогла увидеть ловушки, расставленные моим собственным эгоцентризмом, увидеть игры, в которые люди играют тобой, и крючки, за которые цепляют, не давая проживать свою жизнь. Я благодарна ей за то, что она заставила уважать свой выбор жить. Я хорошо на её примере увидела, как человек, который движется на дно, часто это делает только для того, чтобы от него оттолкнуться и пойти вверх. Я отдала ей её жизнь и забрала свою, при этом зная, что наши жизни связаны.
Сейчас она мой тыл. Человек, который оставит огромную брешь в моем мире, когда её не станет. Благодаря матери моя жизнь была интенсивным обучением любви. Кто знает, не будь у неё такой «милой особенности», стала бы я той, которой стала? Смогла бы я так относиться к своему окружения, друзьям, детям? Кто-то назовет это «детской травмой», я же называю это узором человеческой личности. У всех недостатков всегда есть свои достоинства. Надо уметь ценить весь комплекс и принимать свою жизнь целостно. В том числе и людей, с которыми жизнь нас почему-то поставила рядом.
27.08.2012 год.